Мила лежит на полу и курит, вглядываясь в трещины на потолке. Кажется, она слишком давно лежит и за это время позвонки могли отпечататься на обшарпанной деревянной поверхности пола. Кажется, она слишком много курит и от такого количества никотина организм мог бы отправить её в прекрасное далеко, но она всё еще здесь, плавится в бесцветной реальности, пересчитывая дефекты на побелке уже по -дцатому кругу. Кажется, надо было собираться на вписку, там можно отвлечься от мыслей, там можно отпустить себя, скинуть маску и, возможно, на утро проснуться с очередными синяками, подобно ожерелью украшающими шею, но для этого как минимум надо начать двигаться.
Кажется, ничего не хочется.
Ева говорит, что ему сегодня надо срочные дела решать, а ты только лениво смахиваешь пепел в банку. Серое крошево падает мимо и рукой растирается по дереву в нелепой попытке убрать мусор. У него слишком часто появляются неотложные дела, когда тебе жизненно необходимо его присутствие, но ты привыкла уже. Это норма. Потому что в этой жизни никому нет дела, до чужих проблем и ты не исключение. Мир эгоизмом полнится, гниет и продолжает существовать. — Ну и черт с тобой — звонок сбрасываешь и наконец поднимаешься, пошатываясь от резкого телодвижения, к которому организм явно не был готов после длительного бездействия. — Сама схожу — недовольные интонации голоса рассеиваются в пустоте комнаты и ты лениво ладонью по лицу скользишь, вновь взгляд к потолку поднимая. Тебе не нравится ходить на вписки в одиночку. Это подобно заплыву в незнакомом озере, никогда не знаешь в каком месте будет ледяная вода, от которой сведет ногу и ты начнешь тонуть, не способная выгрести на мелководье, а спасти будет некому. Всегда лучше иметь под рукой кого-то знакомого, способного вытащить из гущи событий, цепко ухватившись за тонкую кисть руки и уволакивая в сторону алкоголя, дома, чего угодно, сменяющего нежелаемое на желаемое. Только Евдокиму сегодня не до тебя. А тебе сегодня не до одиночества, иначе ты уйдешь на дно окончательно.
Дно манит.
Мила языком оставляет влажный след на ризле и скручивает косяк. У неё не выходят такие же красивые крутки, как у Евы. Милина самокрутка выглядит так, словно она побывала на войне во Вьетнаме и её мучает посттравматический синдром. Но это не мешает поджечь творение криворукости и наполнить легкие дурманящим дымом. Задержать дыхание. Пропитать себя ядом. Пропитать мысли пустотой, которая проявится позже, которая поможет избавится от мрака или наоборот окунёт в него с головой так, что останется лишь падать ко дну, опускаться медленно, покуда пальцы не коснутся мерзкой илистой поверхности, покуда всё тело не погрузится в грязь окончательно. Выдох оставляет в воздухе быстро рассеивающееся белое облако. И снова, по кругу, повторяя одни и те же действия, фокусируя взгляд на руках.
Так своими руками загоняют себя в могилу?
Или не так?
Музыка заполняет черепную коробку. Музыка частью тебя становится, но весь остальной мир, будто инородное пространство. Слишком быстро проносится всё, покадрово. Пока ты моргаешь, лица перед тобой успевают меняться. Кто-то в танце теряется, кто-то бредет в темный угол, чтобы губами к губам, телом к телу. А ты плывешь. Плывешь из комнаты в комнату, огибая преграды, что появляются на твоем пути. Кажется стоило поесть, прежде чем накуриться. Надо было, да утекло сквозь пальцы прошедшим временем, сейчас уже поздно об этом думать. Ты до ванной комнаты добираешься, дверь за собой прикрывая. Пара шагов до крана, чтобы воду холодную открыть. Руки подставить под леденящую струю и умыть лицо. Дышать нечем. И похоже организм шлёт к черту нерадивую хозяйку, мол сама разбирайся, сколько чистой отравы в себя затянула, даже не попытавшись с табаком смешать. И приходится вспоминать, как делать вдох. Как выдыхать.
Дно всё еще манит.
Позади раздаются звуки. Кажется, чьи то шаги. Кажется, звук защелки. Тебе сегодня так много всего кажется, что пора бы уже перекреститься. И ты заглядываешь в зеркало, рассматривая пространство за собой. Глупо было надеяться, что сюда никто не зайдет. На вписке невозможно остаться наедине с собой. Невозможно передохнуть от этого водоворота, утягивающего вдаль от проблем — иллюзорно, конечно, так как проблемы никуда не денутся, они поутру обрушатся вместе с отходняками, прижимая к полу непомерным весом. Но это будет с утра. Сейчас же ты слышишь свое имя, на сто восемьдесят градусов поворачиваешься, облокачиваешься на раковину, чтобы не завалиться куда-то в сторону, куда тело тащит по искривленной инерции. Лицо знакомое, но память путается. она словно аквариум из которого руками пытаешься вытянуть рыбку, что на ухо тебе нужное имя прошепчет. — Савва? — эхом из прошлого приходит, подзабытое и внезапно вернувшееся. Откуда-то из детства улыбкой отзывается. — Прячусь. От себя. Пока не очень выходит. А ты зачем сюда пришел? — наверное это странный вопрос, потому что ванная, черт возьми, не кладовка, люди сюда заглядывают порой. Людям нужно привести себя в порядок. Людям надо выпустить перебор алкоголя наружу. Людям надо уединится. И ты за его действиями наблюдаешь. И всё это кажется нереальным, мажется по сознанию, вместе с его словами, уводя в абсурдность. Рядом с ним на пол опускаешься, глядя на его руки. — Если тело требует боли, то стоит дать ему желаемое. — фраза в твоей голове растягивается в бесконечность. Так просто говорить, но почему то сама ты вечно медлишь, когда доходит до дела, откладывая желаемое на потом. Но на_потом наступает только когда крыша едет, не выдерживая происходящего. — Иначе потом всё может поглотить пустота и больше не будет требований и желаний. — твои губы в улыбке растягиваются. Тебе это кажется смешным. По идиотски забавным, потому что под твоей грудной клеткой разверзлась черная дыра, которая затягивает в себя все положительные эмоции уже давно, как и все желания, амбиции, цели, всё превращается в пустоту. В ничто. И только гниль скапливается, наполняя черепную коробку. И с этим надо что-то делать, но ты не понимаешь что. — А без желаний, кажется, незачем жить.
